Издательство «Время». Серия «Поэтическая библиотека», Москва, 2011
В новую книгу Лилии Виноградовой вошли стихи, песни и тексты к известному музыкальному проекту «Дежавю». Над оперным моношоу «Дежавю» она работала вместе со знаменитыми Игорем Крутыми Дмитрием Хворостовским, а песни на её слова не раз становились лауреатами фестиваля «Песня года», но главное для Лилии Виноградовой — стихи. Именно стихи — её стихия, в откровенных и порывистых строках она изящно и музыкально передаёт своё ощущение и видение жизни.
«Лилия движется, поёт, танцует в одиночестве Поэзии. Одиночество — суть Поэта...» (Р. Санфилиппо).
Иногда нам кажется, что в этом мире жить невозможно. Но больше негде.Джек КеруакСчастья бояться не надо: его нет.Мишель Уэльбек
Я, я – мясник Илья, граф Переперденко.Из выражений моей бабушки Марии Яковлевны СтукалинойЯ люблю спички, а прикуриваю от зажигалки. Я убиваю в себе привычки, но делаю всё из-под палки. Я молоком поливаю кактусы и кислотой орхидеи. Я блекну, когда кругом лакмусы, и вспыхиваю от идеи. Я впадаю в бешенство, когда компьютер виснет, и усмехаюсь при глубоком порезе. Я напиваюсь пьянее самой пьяной вишни, но прохожу все антидопинги, — видал, Барези?! Я пляшу деревенской дурочкой и плачу, будто моё имя Трамп Ивана. Я свищу в два пальца, подавившись дудочкой, и достаю помятое сердце из заднего кармана. Я двоюродная Антошкиного галчонка и единородная стекла и жести. Я настроена на предательство с тех пор, как была ребёнком, но всегда поступаю по чести. Я верю, что моё завтра шампанским брызнет, но задыхаюсь в нынешней круговерти. Я люблю его больше жизни и ежесекундно готова к смерти.
Всё не так вокруг, всё не то. ...Расписные твои сады!.. Фиолетовое пальто На сутулых плечах беды.
Но вощёный лист облаков Надрывается над King’s Cross. Мы похожи на дураков, Принимающих всё всерьёз.
Не кончаются Gauloises, B Abby Wood идут поезда. Что-то, видно, столкнуло нас, Как мне кажется, навсегда.
2
Что сказать, если нечего делать и нечем дышать, И скрижали скрипят, и не вырваться, не убежать От прекраснейших гор и покорного «Не уходи...», От того, что калёным железом, клеймом впереди.
Я привыкла смеяться от боли и слёзы — в кулак. У меня от нельзя до хочу по-над бездною шаг. Я взрываю и строю сама золотые мосты. Оступиться не страшно — теперь, когда где-то есть ты.
Непослушные строчки и мёрзлые залежи снов. Я иду напролом обезумевшим стадом слонов. Это просто, как выйти в окно из высотки утрат, Как напиться живою водой и как чёрный квадрат.
Это сложно, немыслимо, дико, как завтрашний день, Как улыбка навстречу, как вилами стих по воде. Бесконечная пробка предвзятости средних широт. Я взрываю и строю мосты, а не наоборот.
3
Я думаю так: раз Шадэ, ледяное Шабли И шёлковым шорохом ночь на коленях у ветра — Ты ближе, чем близко, а не в баснословной дали, И нет ни обмана, ни времени, ни километров.
Пропали свои и чужие, а есть только мы. Мы перетекаем друг в друга немыслимым знаньем. С берёзовым соком и водкой дожить до зимы, Как в Cirque du soleil меж огней, на ходулях изгнанья. Всю жизнь на манеже, на публику, замкнутый круг — В угоду семье и профессии, дружбе и детям, — Вот так я жила и не знала о памяти рук, Спины и дыхания. На чужестранном рассвете
Воронам и чайкам поверив, как Богу, раскрыв Заветные тайны и всё, что умеет раскрыться, В кристаллике счастья застыли, про всё позабыв. Я думаю так: мы с тобой перешли все границы.
4
Ни уехать, ни вернуться. Не ответить, не спросить… Перепутанный Конфуций, Перерезанная нить.
Я люблю тебя. А дальше Только «я тебя люблю...». Стройно струнные без фальши —
Все сезоны. Кораблю
Будет плаванье большое Под Вивальди и под «Muse». Почему так хорошо мне?..
Знаю, верю, но боюсь Штиля, айcберга, пожара, Лжи, затмения, земли. Невесомее Бежара, Безогляднее Дали.
Значит, хлеб насущный дай мне. Дай мне яблок и вина. Ты — в крови и в подсознаньи. Потому что жизнь — одна.
5
Если взять и подумать, то лучше немедля забыть. Если мироустройство во мне, то оно бестолково. Эгоцентрика вечного Гамлета быть иль не быть Окликает твоё гениальное чуткое слово.
Я в твоих невозможных садах оказалась не вдруг. Я тебя за версту распознала, я предугадала Наше хитросплетенье во времени. Пахарь и плуг Будней минное поле освоят в пространстве портала.
Как же страшно опять оказаться на торной тропе, Среди тропов привычных, в устойчивости оборотов! Я не стану выдумывать снов, над сюжетом корпеть, В одиночной веб-камере наших совместных полётов.
6
С геранью на окне, со всеми потрохами, С дырой-звездой во лбу У мыслей на краю Под зонтиком надежд бороться со стихами. Царевною в гробу В придуманном раю
Валяться и не ждать ни яблока, ни гномов. Объезженный авось Гарцует на лужке — Послушный жеребец, и маленький Обломов Несёт щеночку кость В дряхлеющей руке.
Уэльбек и «Три сестры», континентальный завтрак, Спасибо, господа, За дивный вечерок! Я знаю наперёд — в мой запредельный замок, Где спит во рву вода, Проникнешь под замок.
Подумать только — как немыслимо бездарно Закрученный сюжет Раскручивает суть! И зрячая строка — без паники, без драм, но По белизне манжет Течёт кровавый путь.
Я, знаешь, по нему пойду себе, пожалуй. И сказочке конец — Какой удачный ход! Не бойся, я — с тобой — бездумно и без жалоб, Без спроса и колец, Безвременно, вразброд!
7
Застывая на самом краешке Там, где жизнь начинается, там… Не перчаткой, а детской варежкой, По текущим из сна следам
Провести, словно по обветренной, Раздражённой морозом губе. И привычке, сто раз проверенной, Предпочесть новизну. Тебе
Нашептать о такой безделице, Как моя на три выдоха смерть. И Марининым райским деревцем У тебя на руках зацвесть.
8
В коричневой луже паркета На красной дорожке ковра Валяется без ответа Письмо, что летело вчера
В такие далёкие дали, В такие иные миры, Где ангелы не рыдали Ни разу по-бабьи навзрыд,
Где музыка сфер не банальна, И муза моя не больна, И нежностью феноменальной, Как каплей последней, полна
Души нерастраченной чаша, Где найден священный Грааль, Песчинки в клессидре не пляшут И августа дольше февраль.
...Я комкаю выцветший листик, Бросаю в потешный огонь, Когда твои тонкие кисти По памяти ищет ладонь...
В капризном ноябрьском небе Висел как приклеенный аист. Пустела парковка. Смеркалось. И озеро морщило лоб. На свалку немодную мебель Несли. И, чуть-чуть заикаясь, Живая и мёртвая Калос Молила вернуться. В галоп
Пускались протезы надежды На самый счастливый... Куда там! Мы вовсе не станем сильнее, Свободнее или храбрей. Как аист приклеиться между Пространств. Расщепляемый атом Один, а не два. Всё больнее — Отклеиться бы поскорей...
...Перетекает из месяца в месяц — июль В август сочится и хлещет росой, наводненьем, Ливнем лиловым, лазоревым глянцем ходуль Сна, лепестком заблудившимся, изнеможеньем
Женской жары и мужской, и древесной, твоей, Палочкой, бьющейся в потный живот барабана, Кистью прошедшей по спинам воскресных церквей, Дрожью в глазах раскалённой пустыни Милана,
У Мадоннины в руках увяданием роз, Телом стокожим струи, унимающей жажду, И среди сора и жемчуга, глаз и волос — Мной, унесённой апрелем, пролитым однажды.
За какие грехи Под стареющим небом От завьюженной радости Нет годами вестей? Наизусть, как стихи, Мы читаем распевно Бесконечные списки Бесконечных смертей.
Только в траур одеться Помогает так мало Тем, кто плачет и молится У последней черты. У России на сердце Столько боли усталой От Москвы и до Мурманска, От версты до версты!..
И у каждого свой Крест, что давит на плечи. От судьбы не избавиться Ни царю, ни слуге. Ах, как ярко горят Поминальные свечи! Ах, как бледно сияет Солнце там, вдалеке!
Мы не знаем, зачем Это длится и длится?.. Только нет оправданья И вторичен ответ. Просто холодно всем. Но весна возвратится. И в последней обители Каждый будет согрет.
Неужели от «Белых ночей» и щенячьих восторгов Мы с тобой, спотыкаясь и падая, шли двадцать лет? В отражении снов, облаков, парфюмерий и моргов, Нападая на след в нас влюблённых, глядящих нам вслед.
Наше время исколото сплошь, в синяках наши души, Изумлённое «Как ты живёшь?..» из-под чёрных очков. Между вдохом и выдохом — жизнь. Посмотри и послушай, Я хочу рассказать тебе сказку из прошлых веков.
Просто встретились мальчик и девочка, певшие в хоре. Баснословное детство гуляло по старой Москве. Были книжки и музыка, пудель, и не было горя, И наивные чибисы-мысли скакали в траве.
Мы хотели всего, да у нас это всё уже было, Да и сами мы были, как Герда и Кай до зимы. Прикоснувшись ко льду, простодушное сердце не стыло, И дрожащие тени к себе не тянули из тьмы.
Нашим детям никак не постигнуть того диалекта, На котором с тобою взахлёб мы болтали тогда. Вот и всё. Созвонимся и встретимся. Новые некто Стали взрослыми дядей и тётей, увы, навсегда.
O чёрных воронах на белом снегу, О том, что оставить тебя не могу, О том, что краснеет в углу чемодан, О том, что бессмысленны подвиг и план, О том, как случайно меня повстречал, О том, как мучительно в трубку молчал, О пробках, о долге, о правде и лжи, О том, как в руке чашка кофе дрожит, О карих в зелёные блики глазах, О том, как в любви растворяется страх, Про север и юг, самолёт набекрень, Про я умираю и завтрашний день, Что дёгтем и мёдом течёт по губам, О том, как ты дышишь со мной пополам, О нас, о тебе, обо мне мимо нот Без слуха и голоса время споёт.
2
...потому что твой голос единственный в этой вселенной, и в руках твоих стройно моим непослушным ладам, с театральной программкой под кожу, как ток переменный, ты вошёл по доселе не хоженым хрупким следам…
...потому что от слова скучаю прямеют курсивы, и дрожащие пальцы с трудом подбирают слова… я хочу без вранья, я хочу быть до дури правдивой, как учила когда-то давно идиотка Москва…
...потому что случайность мудрее, чем закономерность, и на время и место пенять, словно на зеркала, — всё гораздо сложнее и глубже — измена и верность в промежутке от августа до лобового стекла...
Плести интриги в роскоши палаццо, На поле брани доблестью блистать, Лобзать увитый розами клинок И клясться на крови в любви запретной. Бежать от италийских к иберийским Брегам… Тщета, наивность, слепота Сопутствуют извечно человеку. Вся плотская, вся братская любовь, Вендетты жажда и монаший постриг, Призывы смерти и мольбы о мире — Всё меркнет перед силою судьбы, Пред мощью рока, властью вседержащей. До гроба никому не избежать Прокрустова земной юдоли ложа!
2. Don Carlos
На фоне инквизиторских костров, В чаду интриг политики, морали Театр теней, драматургия страсти: Король с инфантом, а меж ними бездна — Последняя и первая любовь, Надежды юности и старческая горечь, Визионерство встречи после жизни Земной, кровавой там, на небесах… Родриго преданный рукой, умом и сердцем Отечества и дружбы идеалам, Убит жестоко немотой бездушья. Неужто нынче позабыли люди Накал страстей, безумные порывы, Любовь и веру, верность и отвагу? На грани человеческих пределов Доступны ли им чувства и поступки?.. Трагедия, романтика извечны, Как жизнь сама и с нею человек — Бессмертное вместилищеВселенной.
Там дом из песка и тумана, Где ветер писал курсивом На серо-сиреневых стенах, А тени влюблённых тел Смеялись на шатких ступенях — Небрежные шалости ливня, Прибрежная соль обещаний И приторный привкус зла. Когда у змеи неудача, Она нападает первой. В сандалиях мы по джунглям Гуляли — чушь, пустяки. Как в детстве хочу за картинку, Калитку. Коричневый крекер Сжимает моя отрада В такой не твоей руке.
Храни его, Ангел Пресветлый, Потому что и сам он — светлый, Потому что он самый тёплый, Пронзительный и родной. В дороге, где б он ни ехал, Морозами или летом, Задумчивый или смелый, Туманы смахни со стёкол Крыльями за спиной.
Храни его, Ангел, от злобы, От зависти, от болезней, От умника, от дурного, От чёрного колдовства. Пожалуйста, сделай, чтобы Было ему интересней В арии или в песне, Сквозь ноты навстречу слову, В омуте мастерства —
Ты знаешь — ему так тяжко! Тревожна его усталость. Он руку кладёт на сердце, И разум велит: «Терпи!» Ни жалости, ни поблажки — Дай ласковой силы хоть малость, Дай, Ангел, ему согреться, Ad libitum, оглядеться, Водицы живой отпить
Из белой твоей ладони. И привкус фиалок с пеплом Пусть будет ему по нраву, Как мне он по нраву весь. А тяжесть пускай утонет, А скуку развеет ветром Храни его, Ангел Пресветлый, Ведь я лишь о нём просила! ...А мне до него — бог весть...
Золотая змея между морем и морем свила Два гнезда, и свои три яйца она там отложила. А тем временем я между морем и морем жила, А теперь не живу, но запомнить о том не забыла.
Я жила, и рвала, и плела, и сплетались концы, И сходилися воды морей или времени воды. И без шапки под снегом, и пьющие водку отцы, И друзья, и любовники, и, в переливах природы,
Золотая моя, золотая, мы были вдвоём, И теперь мы вдвоём, моя осень, змея моя, как там Тот наш средний и самый любимый? Расколота днём Золотым скорлупа его, помню, забрызгана актом
Нашей новой любви у воды, у стечения лет, В городке, где теперь мы живём, где над озером горы, Где туман рассекает альпийского солнца кастет. И в зияющих ранах блестят новой кожи узоры.
И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме, И Гёте, свищущий на вьющейся тропе…Осип Мандельштам
…И лодки на воде, И сорок третий полдень В двухчастных небесах В тумане сентября На солнца лунный край, Бледнеющий от грома, Меж неба двух частей Смотрел. И так смотря,
И будучи со мной, Как свой, запанибрата, Заставил и меня, И поезд, и окно, И стёкла в три ручья, И в Турции Орланда На солнца лунный край, На лодки на воде
Смотреть, смотреть, смотреть И ехать, ехать, ехать, Туда! Опять… Зачем? В туннеле словаря, Меж сизых дальних гор И ближних изумрудных, Меж неба двух частей, В тумане сентября…